Николай Гумилев - Памяти Анненского

К таким нежданным и певучим бредням
   Зовя с собой умы людей,
Был Иннокентий Анненский последним
   Из царскосельских лебедей.

Я помню дни: я, робкий, торопливый,
   Входил в высокий кабинет,
Где ждал меня спокойный и учтивый,
   Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,
   Как бы случайно уроня,
Он вбрасывал в пространства безымянных
   Мечтаний — слабого меня.

О, в сумрак отступающие вещи
   И еле слышные духи,
И этот голос, нежный и зловещий,
   Уже читающий стихи!

В них плакала какая-то обида,
   Звенела медь и шла гроза,
А там, над шкафом, профиль Эврипида
   Cлепил горящие глаза.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,
   Что он любил сидеть на ней,
Задумчиво смотря, как сини дали
   В червонном золоте аллей.

Там вечером и страшно и красиво,
   В тумане светит мрамор плит,
И женщина, как серна боязлива,
   Во тьме к прохожему спешит.

Она глядит, она поет и плачет,
   И снова плачет и поет,
Не понимая, что все это значит,
   Но только чувствуя — не тот.

Журчит вода, протачивая шлюзы,
   Сырой травою пахнет мгла,
И жалок голос одинокой музы,
   Последней — Царского Села.

1916