Владимир Маяковский - Весна

В газетах
	пишут
		какие-то дяди,
что начал
	любовно
		постукивать дятел.
Скоро
	вид Москвы
		скопируют с Ниццы,
цветы создадут
	по весенним велениям.
Пишут,
	что уже
		синицы
оглядывают гнезда
	с любовным вожделением.
Газеты пишут:
	дни горячей,
налетели
	отряды
		передовых грачей.
И замечает
	естествоиспытательское око,
что в березах
	какая-то
		циркуляция соков.
А по-моему —
	дело мрачное:
начинается
	горячка дачная.
Плюнь,
	если рассказывает
		какой-нибудь шут,
как дачные вечера
	милы,
		тихи?.
Опишу
хотя б,
	как на даче
		выделываю стихи.
Не растрачивая энергию
	средь ерундовых трат,
решаю твердо
	писать с утра.
Но две девицы,
	и тощи
		и рябы,
заставили идти
	искать грибы.
Хожу в лесу-с,
на каждой колючке
	распинаюсь, как Иисус.
Устав до того,
	что не ступишь на? ноги,
принес сыроежку
	и две поганки.
Принесши трофей,
еле отделываюсь
	от упомянутых фей.
С бумажкой
	лежу на траве я,
и строфы
	спускаются,
		рифмами вея.
Только
	над рифмами стал сопеть,
		и —
меня переезжает
	кто-то
		на велосипеде.
С балкона,
	куда уселся, мыча,
сбежал
	во внутрь
		от футбольного мяча.
Полторы строки намарал —
и пошел
	ловить комара.
Опрокинув чернильницу,
	задув свечу,
подымаюсь,
	прыгаю,
		чуть не лечу.
Поймал,
	и при свете
		мерцающих планет
рассматриваю —
	хвост малярийный
		или нет?
Уселся,
	но слово
		замерло в горле.
На кухне крик:
	— Самовар сперли! —
Адамом,
	во всей первородной красе,
бегу
	за жуликами
		по василькам и росе.
Отступаю
	от пары
		бродячих дворняжек,
заинтересованных
	видом
		юных ляжек.
Сел
	в меланхолии.
В голову
	ни строчки
		не лезет более.
Два.
Ложусь в идиллии.
К трем часам —
	уснул едва,
а четверть четвертого
	уже разбудили.
На луже,
	зажатой
		берегам в бока,
орет
	целуемая
		лодочникова дочка…
«Славное море —
	священный Байкал,
Славный корабль —
	омулевая бочка».

1927