Борис Ручьёв - Атака

Сборник "Вторая родина"


Мы ехали шагом, 
мы мчались в боях 
и яблочко-песню 
держали в зубах. 
М. Светлов 

Об этом запеве, 
пропетом без нас, 
мое поколенье 
мечтает подчас. 
В глазах у парнишки 
огонь не горит, 
парнишка тоскует 
и так говорит: 
— Прямые атаки, 
прямые бои... 
Отдать бы не жалко 
все силы свои. 
Греметь бы в эпоху 
таких вот боев 
и вынести доблесть, 
как знамя свое. 
Никто не виновен, 
что я опоздал 
пройти революции 
огненный вал. 
А нынче разменяны 
песня и бой 
на мелочи быта, 
на щебень работ. 
Открыто врага 
не видать пред собой 
и славе — не время, 
и песням — отбой... 
Парнишка умолк, 
не смутив тишину. 
До смены осталось 
пятнадцать минут. 
Никто из бригады 
не стал отвечать 
на это страданье, 
на эту печаль. 
И мы по гудку, 
девятнадцать ребят, 
к участку постройки 
уводим себя. 
Дорогою песня 
звенит вдоль бараков, 
какую отцы наши 
пели в атаках. 
А парень, тоскуя 
о славе побед, 
молчит и шагает 
бригаде вослед. 

День бетонили до пота, 
на затылок сдвинув шапки, 
а когда пришла с гудками 
предвечерняя пора, 
говорил перед уходом 
на смолкающей площадке 
по-особому тревожно 
озабоченный прораб: 

— Товарищи, речь моя будет проста, 
но смысл ее вовсе не весел: 
участок бетона от сроков отстал 
на целых семьсот замесов. 
Идут арматурщики впереди, 
выходит, задержка за нами. 
И если до завтра мы фронт не дадим — 
получим рогожное знамя. 

Значит, сквозь ночь, 
и декабрь, и буран 
атаки упрямой 
настала пора. 

......... 

Тогда мы вернулись, 
себе не переча, 
по фронту работ 
становясь в этот вечер. 
И день проводили 
безудержно шалым, 
грохочущим ревом 
бетономешалок. 

Метель пошла от полночи, 
колючая да острая, 
дробясь в стекло прожектора 
хрустальной белизной. 
И стерлинги водили мы 
под греющую росторопь 
и с лиц сдирали до крови 
сжигающий озноб. 
Парнишка стерлинг бросил свой, 
парнишка вышел недругом, 
усталый и озлобленный, 
угрюмо крикнул нам: 
— Работаем мы день и ночь 
под вьюгами да ветрами, 
без радости, без гордости, 
без отдыха и сна. 
Желаю вам, ударникам, 
добыть деньгу хорошую, 
а я живую молодость 
на мелочь не продам!.. 
И он ушел не мешкая 
назад, никем не прошенный, 
по выбитым метелицей 
вечёрошним следам. 
И только вдогонку, 
сквозь сизый строй метели, 
товарищ бросил с ходу 
десяток горьких слов: 
— Ступай себе да хвастайся 
во сне да на постели, 
бредовая романтика 
немыслимых боев!.. 
Секунды плыли бережно 
в тугом моторном рокоте, 
а мы, разгон удвоив, 
и в тридцать восемь рук 
вводили тверже стерлинги 
в настроенность высокую, 
в работу, в постройку 
на бешеном ветру. 
Сползала ртуть по Цельсию 
за сорок линий холода, 
бетон ложился в стерлинги 
спрессован, как свинец, 
но мы бетон оттаяли 
жарою паропровода, 
себя — разбегом стерлингов, 
биением сердец. 
Гремели шахты взрывами, 
шли вспышки буровые, 
и поезда разбрасывались 
дымом вороным. 
На дальних пограничьях 
дневали постовые, 
храня разбег строительных 
атак моей страны. 
Страна дышала грохотом 
за снежною громадой 
и от вождя до сторожа 
всю ночь ждала рассвет, 
уверена, что стройку 
не бросили бригады, 
узнает о которых 
назавтра из газет. 

......... 

Рассвет явился нарочным, 
ускоренным отменно, 
сухой, как полагается 
при кованой зиме. 
Мы стерлинги передали 
восьмичасовой смене, 
и ковш приподнял с грохотом 
семьсот второй замес. 

День мы спали замертво недаром, 
а под вечер, чуть набрались сил, 
к нам пришел русоволосый парень, 
шапку снял и так заговорил: 
— Слушай-ка, ударная бригада, 
про работу гордую твою 
скоро здесь заслуженной наградой 
работяги песни запоют. 
Я такой же юностью отмечен, 
жить хочу по правилу бойцов, 
чтоб нести мне званье человечье, 
расшибая ветер о лицо. 
А мои собратья по артели 
глушат удаль словом «чепуха!» 
и пока тоскуют в час метели 
о покое деревенских хат. 
О дворе да тесаном заборе 
греют в сердце мысли и слова, 
ладят песни про златые горы. 
Мне на эти песни наплевать. 
Все слова продуманы до крохи, 
силы в цель до капельки сгустив, 
я хочу хоть краешек эпохи 
на плечах по-вашему нести. 
Если ж просто говорить, как надо, 
напрямик, так ты прими меня, 
самая ударная бригада, 
не гони от своего огня... 

Товарищу бригада 
сказала: — Хорошо! 
Товарищ на смену 
двадцатому пришел. 
И снова, будто в звездные 
военные года, 
мы бой вели атаками 
гражданского труда.

1931
Сборник "Вторая родина"

Сборник "Вторая родина"