Не отворяй, сестра Алена,
из всех дверей вот эту дверь.
Там сор, там старые патроны,
там нету ничего, поверь.
Уехал – и она, понятно,
достала ключ из сундука,
в дверь постучала для порядка,
а дверь – как перышко легка!
А что там, что?.. Горят во мраке
как плошки желтые зрачки,
и дух идет, как от собаки,
а больше не видать ни зги.
И стонет чудище живое:
"Алена, полюби меня!..
Все клады я тебе открою,
как шубу, выверну моря.
Что хочешь – золото, опалы,
из красной меди острова..."
Алена перед ним стояла
и ни жива, и ни мертва.
"Не бойся, ты ко мне привыкнешь
не через долгий тяжкий век,
едва к моей груди приникнешь –
я сразу стану человек".
Алена нежная приникла,
а он такой же, что и был.
Затрепетала, как травинка,
а он все жарче говорил.
"Пройдет неделя иль полгода,
и наваждение спадет..."
Слова звучали слаще меда,
но сам он был урод, урод!..
Алена плакала и билась
в его руках – он отпускал...
Поверить вновь она стремилась,
косясь на бешеный оскал...
О Родина моя, Россия,
с наивною своей душой!
Какие страшные витии
желали властвовать тобой!
И властвовали... Но поныне
о палаче, едва жива, –
кому висеть бы на осине –
находишь добрые слова.
Светла, спокойна, благосклонна,
жалеешь всяческий народ.
Не отворяй, сестра Алена,
ту дверь!..
Конечно, отопрет.
1988
