Владимир Маяковский - Корона и кепка

Царя вспоминаю -
и меркнут слова.
Дух займет,
и если просто "главный".
А царь -
не просто
всему глава,
а даже -
двуглавный.
Он сидел
в коронном ореоле,
царь людей и птиц...
- вот это чин! -
и как полагается
в орлиной роли,
клюв и коготь
на живье точил.
Точит
да косит глаза грозны!
Повелитель
жизни и казны.
И свистели
в каждом
онемевшем месте
плетищи
царевых манифестин.
"Мы! мы! мы!
Николай вторый!
двуглавый повелитель
России-тюрьмы
и прочей тартарары,
царь польский,
князь финляндский,
принц эстляндский
и барон курляндский,
издевающийся
и днем и ночью
над Россией
крестьянской и рабочей...
и прочее,
и прочее,
и прочее..."
Десять лет
прошли -
и нет.
Память
о прошлом
временем грабится...
Головкой русея,
- вижу -
детям
показывает шкрабица
комнаты
ревмузея.
- Смотрите,
учащие
чистописание и черчение,
вот эта бумажка -
царское отречение.
Я, мол,
с моим народом -
квиты.
Получите мандат
без всякой волокиты.
Как приличествует
его величеству,
подписал,
поставил исходящий номер -
и помер.
И пошел
по небесной
скатерти-дорожке,
оставив
бабушкам
ножки да рожки.
- А этот...
не разберешься -
стул или стол,
с балдахинчиками со всех сторон?
- Это, дети,
называлось "престол
отечества"
или -
"трон".
"Плохая мебель!" -
как говорил Бебель.
- А что это за вожжи,
и рваты и просты? -
Сияют дети
с восторга и мления.
- А это, дети,
называлось
"бразды
правления".
Корона -
вот этот ночной горшок,
бриллиантов пуд -
устанешь носивши. -
И морщатся дети:
- Нехорошо!
Кепка и мягше
и много красивше.
Очень неудобная такая корона...
Тетя,
а это что за ворона?
- Двуглавый орел
под номером пятым.
Поломан клюв,
острижены когти,
Как видите,
обе шеи помяты...
Тише, дети,
руками не трогайте! -
И смотрят
с удивлением
Маньки да Ванятки
на истрепанные
царские манатки.

1927